Исповедь ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС

Елена ЩЕРБОВА

«Никопольская правда»

В этом году исполнилось 25 лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС – самой крупной за всю историю развития атомной энергетики. Внимание мировой общественности к этой экологической катастрофе по-прежнему не ослабевает, ибо проблема развития атомной энергетики связана с её безопасностью.

В числе первых на Чернобыльской АЭС тушить пожар прибыл и сводный отряд пожарных Днепропетровской области. Возглавил его начальник Никопольской СВПЧ-28 (специализированная военизированная пожарная часть), в то время майор, Леонид Ганжа. Сейчас находится на лечении в госпитале Днепропетровска.

Кроме наших пожарных в эпицентре чернобыльских событий оказались и 22 сотрудника Никопольского горотдела милиции, которые несли службу по охране периметра территории 30-км зоны и непосредственно на станции по охране техники. Это участковые инспектора и работники патрульно-постовой службы Вячеслав Крохмаль, Александр Горох, Юрий Кравченко, Александр Генов и др.

С 3 октября 1986 года по 5 января 1987 года в Чернобыле нёс службу и сотрудник отдела вневедомственной охраны Никопольского горотдела милиции, старшина милиции Григорий Волык, который был откомандирован туда в числе добровольцев. Сейчас Григорию Владимировичу 56 лет, он инвалид второй группы. Часто болеет, потерял зрение на один глаз, но когда приходится обращаться к чиновникам для решения каких-то вопросов, сталкивается с непониманием и нежеланием что-либо сделать. А тогда на Чернобыльской АЭС их труд был необходим. Слушать воспоминания Григория Владимировича о тех днях спокойно нельзя.

– Все ребята, которые туда попали, были добровольцами, никто их не принуждал к этому. И они знали, на что соглашаются, – рассказывает Григорий Волык.

– Неужели знали?

– Знали, что какую-то опасность это мероприятие представляет, но, конечно, не до конца. А раз полной информацией не владели, поэтому и не делали всё, что нужно было делать, чтобы как можно лучше обезопасить себя от вредных воздействий.

Я, например, тогда не осознавал, какую опасность несёт всему живому радиация, не знал что это такое. Нас, трёх коммунистов, вызвали «на ковёр» к руководству горотдела милиции и сказали: «Коммунисты, вперёд!». Но у одного сотрудника спина болела, у другого мать заболела, а у меня оказалось, что никаких серьёзных проблем нет. Я и поехал в Чернобыль. Был назначен в Припятьский РОВД, он находился как раз в самом пекле атомной станции. Мы возили роботов из Чернобыля в Припять – вот такой маршрут.

– Что это были за роботы?

– Нам их прислали из Германии, Италии, Японии, России. Были и наши, украинские роботы. Один из них был похож на луноход, другие были предназначены для погрузки обломков графита в контейнеры. Туда нельзя было подойти людям и эти роботы на дистанционном управлении выполняли команды операторов. Они могли копать «канавку» глубиной 50 метров и шириной – 50 сантиметров. Бывали и курьёзы. К примеру, японские роботы работали возле реактора очень недолго и почти сразу же отказывались работать, потому что их аппаратура вся на электронике срабатывала при больших дозах радиации. Робот посылал сигнал оператору «я буду отключаться», оператор даёт команду «работай!», тот снова сигналит «большая доза излучения, буду отключаться», ему в ответ «работать!». Тогда «умный» робот отключает оператора и по памяти сам выходит с объекта, останавливается в менее опасной зоне.

– Что же тогда делали с «непокорным»?

– Солдаты брали трос, бежали к этому «непослушному» роботу, цепляли его тросом за блок и тянули лебёдкой обратно. Кстати, все работы там выполнялись за считанные секунды. Самая продолжительная работа – до двух минут. Ну, а мы потом привозили всех отработавших «смену» роботов в Чернобыль, там есть такой остров, где раньше ремонтировали баржи, и мыли их. А ремонтировали профессора из Ленинграда и Киева.

– Мыли? Как?

– Там были два насоса-автомата. При выходе из сопла у них было давление до 120 атмосфер и если включить их на полную мощность, то можно было струёй разрезать 30-мм доску, а так наши парни развлекались тем, что этим напором воды писали свои фамилии на асфальте.

Так вот, когда мы подключили насос к водопроводной трубе, которая проходила по острову, то в течение 10 минут он всю воду высосал, хватанул воздуха и сломался. Но наши мужики всегда найдут выход из любой ситуации. Шланг второго насоса кинули в Припять, сделали небольшую площадку на берегу и там мыли наших железных помощников.

– Эта вода стекала со станции в Припять и была заражена радиацией, какой смысл мыть технику радиационной водой?

– Ну, не было другой возможности. Нужно было сбить радиационную пыль, мелкий графит. Реактор, который взорвался, был открыт. На вертолётах сбрасывали мешки со специальным песком и свинцом. Тогда, с 3 октября, когда я приехал в Чернобыль, реактор только начинали закрывать саркофагом. А роботы копали по его периметру канавы. Все наши заводы, которые делали бетон, работали на саркофаг и машины с бетоном шли туда одна за одной.

– Там субпесчаный грунт и подземные воды, фундамент может давать просадку. Тогда там всё сделали как надо или нет?

– Не знаю, но там надо было делать свинцовую изоляцию, а её делали из глины...

– Вы только роботов перевозили?

– Нет. Ещё ночью на набережной Чернобыля мы должны были улицы патрулировать. Вот как-то идём с напарником по улице, часов 12 ночи, встали под фонарём закурить. Слышу, что-то бежит и так хлопает, не пойму, что это такое. И тут петух кинулся мне прямо под ноги. Не успел я опомниться, как собака подбежала и схватила петуха, - тут уже выживал тот, кто сильнее.

– Вам приходилось задерживать мародёров?

– Конечно. Вот однажды залезли воры в квартиру на втором этаже в одном из домов, сработала сигнализация. Выехали мы, заходим, сидят три «партизана», нашли самогон и выпивают. Но самое интересное, что эта квартира оказалась совершенно пустой, все вещи хозяева успели вывезти (в отличие от большинства жителей). А принадлежала она одному из партийных работников. А что касается мародёров, то мы их, конечно, задерживали, но раз пострадавших нет, то и предъявить им было нечего. Мы их просто выдворяли с территории города.

– Что вам запомнилось больше всего?

– Самое жуткое зрелище, когда чернобыльцев вывозили из города. Можете себе представить, они всё, что было нажито ещё их дедами-прадедами, бросили. Им не разрешали ничего забирать. А ещё когда мы приехали в Чернобыль, там даже комаров не было, тишина стояла такая, что прямо в ушах звенит. Воробьёв тоже не было. Что интересно, когда начинается выброс, вся живность пряталась, а вороны летали целыми тучами.

– Как вы считаете, мародёрами много из Чернобыля было вывезено похищенной техники и вещей, заражённой радиацией, в другие города?

– Да, много. Ведь на постах «свои» стояли. Там и продукты даже возили. Захожу как-то к одному, он в кочегарке работал, а у него щуки метровые висят (сети в Припяти ставил и ловил). Спрашиваю, ты что их есть будешь? Нет, на базар в Киев отвезу. А ковров сколько было вывезено в Киев…

– Как близко вы находились от взорвавшегося реактора?

– Метров 500.

– Там, где роботы отказывались работать?

– Нет, там солдаты работали. У них были специальные свинцовые латы. Они защищали от радиации. А вот мы с напарником однажды чуть не погибли.

Везём мы как-то последнего робота после смены, который был похож на луноход. Впереди едет КамАЗ, а мы следом. В нашей машине находились два профессора из Ленинграда и нас трое охранников. У нас радость, уже можно домой уезжать. Выпили по чуть-чуть спирта, чтобы отметить это дело и закурили, а значит, открыли окна, чтобы дым выходил. Открыли окна и надышались радиационной пылью, которая летела с КамАЗа. Наутро у нас пошла кровь с мочой. Нас сразу же забрали в больницу, взяли анализ крови, и оказалось, что в ней низкое содержание лейкоцитов. Нас и ещё двоих ребят решили отправить в госпиталь в Киев. Ложусь вечером спать и сниться мне сон, вроде бы иду я по площадке, где стоят роботы, но вместо них вырыта могила и я в эту яму падаю, но в последний момент успеваю задержаться за край пальцами. Думаю, если упаду, значит, мне – конец. Но всё же мне удалось из могилы выбраться.

Встал я утром, вспомнил сон и решил, что нормально всё закончится. Привозят нас в госпиталь, пять человек положили, а меня и ещё одного парня из Харькова отправили обратно – нет мест (тогда все госпитали были забиты облучёнными радиацией). Мой напарник ещё расстроился (у меня-то уже двое детей было, а у него не было), говорит, может хоть подлечили бы нас немножко, а теперь… Но профессор нас упокоил, ничего, я вам дам японские таблетки. В ваш организм попала мелкая пыль, разрушает почки и все внутренности, поэтому её нужно выгнать из организма. В общем, лечил он нас таблетками дней пять. Приходим на шестой день, а он нам наливает по полстакана водки, ничего не говорит, не цокается с нами. Спрашиваем:

– В чём дело?

А он отвечает:

– Пять мужиков, которых в госпиталь положили, умерли. 

– У вас были какие-то средства защиты от радиации?

– Нет. Когда мы приезжали с работы, всю одежду снимали и её сразу же запаивали в целлофановые мешки, а машина вывозила эти мешки в могильник. Заходим в душ купаться, нас дозиметрист проверяет датчиками (мы их называли «клюшками») и они (о, волшебство!) показывали «норму», а вот японские датчики показывали, что норма многократно превышена. Так вот, в этой бане работал мужчина, который находился в Чернобыле почти сразу же после аварии. Я его спрашиваю, почему он домой не едет. А он взял дозиметр и начал водить им по телу, так прибор показал, что у него на теле радиации больше, чем на нашей грязной после работы одежде. «Я знаю, что умру, – ответил он, – так зачем мне ехать домой и заражать лучевой болезнью жену и детей».

– А спиртное давали или какие-то йодистые препараты? Ну, чтобы как-то помочь организму справляться с радиацией?

– Там был «сухой закон» и никаких препаратов нам не давали. А вот кормили как на убой.

Кстати, когда мы приехали, нам выдали японские персональные дозиметры, но они у нас побыли с неделю. Потом пришёл приказ из Киева – забрать, и выдали другие, которые показывали то, «что нужно».

Когда мы уезжали, нам записали до 15 рентген; тем, кто на реакторе непосредственно работал - до 20-25 рентген, а сколько там действительно было - так никто и не знает. Ну, раз роботы отказывались там работать, то можно себе представить какой там был ад. А люди работали!

Кстати, там наши ребята сделали робота из трактора: обшили трактор никопольским свинцом, подняли на верх реактора и работа пошла быстрее. Мы его Федей называли. Украинский робот работал безотказно. Японский робот, похожий на луноход даже с ума сошёл: платы, наверное, начали плавиться от перегрузки. На реакторе было ограждение и он начал лезть на это ограждение, убегать, застрял, в общем, целое дело. Потом снимать его пришлось. А украинский Федя ни разу нас не подводил.

И вот ещё случай. Как-то во время патрулирования проходим по набережной, а чуть дальше церковь стояла. Мы её обходим, смотрю, на двери нет замка, постучали. Открывается дверь и на пороге стоит священнослужитель, говорит: «Я знал, что ко мне сегодня хоть кто-нибудь да зайдёт». Зашли внутрь, там свечи горят, иконы… Это я к тому, что вера и там людям помогала выжить.